Ритмы издалека. Так много и так о многом

Репортаж: Мыкола Фёдоров

Когда-то давно, в те времена, о которых мы теперь взахлеб читаем из приключенческих романов и исторических трудов, один престарелый (а может, и совсем еще юный или, же в самом расцвете лет) африканец, утопая по щиколотки в теплый покалывающий песок, смотрел вдаль и видел море. Чужеземное, огромное море, другое, чем доводилось ему видеть раньше. Что вспоминалось ему, что чувствовалось, к кому был обращен устремленный за горизонт взор?



В руках у него было две палочки, простые палочки из твердой тропической древесины. Но при легком ударе друг об друга они дали неожиданно звонкий, чистый звук. Ритм, надолго стиснутый где-то глубоко внутри, зажатый, почти загубленный, вдруг стал обретать новую силу, вылился через руки, ожил, забился. Ритм, уходящий в древность, пронизывающий самые корни, помнящий времена богов и чудовищ.
Лицо африканца, покрытое коростой долгих лет невыносимой жизни, осветила счастливая белозубая улыбка. Море делалось все приветливее, биение ритма становилось сильнее.    



Много лет (да куда там – эпох!) спустя Виталий Иванченко, восседая за барабанами в нашей родной «Билингве», отстукивал барабанными палочками яркие афро-кубанские рисунки, заводящие увлекательные ритмы, от которых родилась целая плеяда известных на всю планету танцев. А если снова вернуться к пожилому африканцу, взирающему на валы Карибского моря, то наверняка можно увидеть тот момент, когда бьющий из его души пульс достиг ушей испанцев, и зажег в этих людях что-то – поначалу неуловимо, но метко, а затем все настойчивее и настойчивее.



Испанцы, обладающие своим музыкальным сознанием, вбирали эти ритмы, впитывали и интерпретировали по-своему, и скорее всего были рады, услышав определенное сходство с родимым энергичным фламенко. Немного по-иному это восприняли португальцы, а за ними галисийцы, канарцы и другие южноевройцы, быстро расселяющиеся по островам тропической Америки. Очень скоро эта волна перекинулась и на материк, необъятный и удивительный, куда так стремились все ищущие, мечтающие, романтизирующие души. Неудивительно, что именно там появилось все огромное множество того, о чем приехал рассказать Виталий Иванченко.



Тот пожилой чернокожий не захотел останавливаться на деревянных палочках, окрещенных испанцами «Clave». Он еще помнил те инструменты, которые звучали на ритуальных обрядах братьев по крови. Возможно, он стал воспроизводить их сам, а возможно, другой африканец с похожей судьбой каким-то образом все-таки перевез их на новую родину, или эти инструменты попали туда иными путями. Но они там появились, в первую очередь в лице конго, с которого и началось рождение нового музыкального мира.



Этот мир сейчас цветет быстро и ярко, подобно тропическому цветку, но до сего момента он долго тянулся к свету – небольшими робкими ростками. Уже состарился старина чернокожий, впервые защелкавший на клавэ рвущиеся изнутри ритмы, уже сменялись времена, корабли, государства. Но оставались люди, увезенные из домов и взирающие за океан с буйной смесью чувств – смесью, выразить которую можно было лишь одним языком барабанов.



Удивительна та легкость, с которой исполнял эти ритмы Виталий. Легкость, но совсем не простота – ибо удержать один рисунок на протяжении композиции не ток-то просто, и требует особого внимания и сосредоточенности. Вряд ли здесь поможет рационализм и стремление разложить все по полочкам: эти ритмы буквально живые, вьющиеся, дышащие, и, когда Виталий играл их, в этом явно ощущалось некое волшебство.



Звенящий перестук по разнотоновым ковбеллам, дополняемый упругими нарисовками на томах, дроби по малому и металлический скрежет тарелок, и будто фундамент к этому всему – мощный пульс бас-барабана. Потом сбивка, переход – и вдруг будто прорыв в другое музыкальное измерение, и новая гамма эстетического переживания. Гитара Ивана Рахманова и бас Романа Могучева предавали картине заливистую мелодичность и многозначительную глубину.



Под звуки сегодняшнего трио хотелось двигаться, танцевать, и не спроста, ведь и популярнейшие ныне латиноамериканские танцы начались когда-то именно с этих ритмов. Танец от ритма и ритм для танца – вот риторический вопрос, искать ответ на который поистине бессмысленно. Сальса, румба, ча-ча-ча – эти и другие похожие слова обозначают как определенный ритмический рисунок, так и соответствующий танец.



Виталий показывал бойкие парадидлы, заводящие ломанные фигуры, синкопы и интересный ритм «мозамбик», а также множество других увлекательных вещей. Еще три вещи – на этот раз, материальные: два журнала «Back Beat» и дисконтная карта Dynatone – были разыграны сегодня среди посетителей. С призами ушли в этот вечер Григорий Давыдов, Марианна Арунова и Геннадий Клеменко.



Странно было видеть после этого весеннюю московскую слякоть, скукожившийся грязный снег на тротуарах и понурый дождик с серого неба. Совсем другими цветами окрасилась это обыденное, привычное окружение – цветами заморских ритмов далекого края. Ритмов, в которые вложено что-то огромное, сильное, сокровенное, о чем молчали рты и кричали глаза первых переселенцев. Ритмов, уходящих корнями в древность и впитавших в себя многоголосье множества народов трех материков.